Местами напомнило местные дискуссии одного небезизвестного на форуме теоретика с не менее небезизвестным тролем.
— Потрясающе! — удивился Малыш. — Но позвольте! Вы ведь летели с положительным тангажем.
— Чего? — Карлсон открыл рот от неожиданности и чуть не подавился.
— Ну... Вы летели головой вверх, слегка наклонившись вперед. При этом пропеллер должен был тянуть вас вверх и назад. Почему же вы летели вперед, а не назад?.. А можно посмотреть на твой пропеллер?
— Конечно. — Карлсон развернулся.
— С ума сойти! Я так и думал, — сказал Малыш, осмотрев пропеллер.
— Что, хороший пропеллер? — польщенно спросил Карлсон.
— Так я и думал, что это не пропеллер, — сказал Малыш. — Пропеллер не мог бы так работать, потому что твоя спина экранировала бы основной поток воздуха, и вся энергия растрачивалась бы на создание турбулентности.
— Эй, ты чего? — Карлсон надулся. — Это лучший в мире пропеллер!
— Не сердись! Конечно, это замечательный пропеллер! — поспешно сказал Малыш. — Только это не совсем пропеллер. У него очень интересная система перекоса лопастей. Вектор тяги лежит в плоскости вращения, а точка приложения силы смещена влево. Таким образом, подъемная сила направлена от ног к голове, вдоль спины, а не перпендикулярно, как я вначале подумал. А точка приложения силы смещена влево — потому что она действует на те лопасти, которые в данный момент двигаются вниз...
— Ты чего ругаешься? — обиделся Карлсон. — Тоже мне, специалист нашелся.
— Ну конечно! — Малыш хлопнул себя по лбу. — Я–то пытался мысленно построить механику твоего полета через укороченное действие, используя лагранжеву механику. Но, похоже, гамильтонов подход здесь будет гораздо нагляднее. Главное, суметь записать гамильтониан, а дальше...
— Ты, кажется, собирался рассказывать мне сказку! — снова надулся Карлсон.
— Ну вот, ты опять обиделся! — огорченно сказал Малыш. — Просто мне кажется, что такой пропеллер, как у тебя, неизбежно вызовет дополнительный вращающий момент. У тебя же нет хвостового винта, как у вертолета. И тебя будет уводить в сторону по курсу. Я никак не могу понять, как ты компенсируешь этот момент. Он должен разворачивать тебя, и в какой–то момент ты неизбежно свалишься в штопор.
— Постой! Я понял! Я все понял! — воскликнул Малыш, бросаясь к окну. Карлсон заложил крутой вираж и повернул обратно.
— Ну что ты понял? — спросил Карлсон, бухнувшись на диван. — Что гостей надо развлекать, а не нести всякую чепуху?
— Я понял, как ты компенсируешь это вращение! — крикнул Малыш. — Ты в полете все время махаешь рукой. На эту выставленную в сторону руку давит поток воздуха и борется с вращением. Чтобы лететь, ты должен все время махать рукой. Карлсон здорово разозлился.
— Опять ты за свое! — мрачно сказал он. — Ничего я никому не должен! Я махаю всем рукой и кричу «Э–ге–гей!», потому что я веселый и приветливый мужчина в самом расцвете сил. Но таким занудам, как ты, я даже махать рукой теперь не буду.
— Если моя теория верна... — начал было Малыш, но Карлсон уже вылетел в окно. Малыш увидел, как Карлсон, набирая скорость, рефлекторно дернул правой рукой, но сдержался. Тут его повело в сторону. Он попытался выправиться и снова чуть не махнул правой рукой, но немедленно схватил ее левой и прижал к туловищу. Карлсона повело сильнее, и внезапно развернуло боком к направлению полета. Он сдался и отчаянно замахал рукой, но было поздно. Поток воздуха перевернул его, и, беспорядочно кувыркаясь, Карлсон полетел вниз.
— Су–у–к–а–а–а–а–а! — донесся до Малыша последний крик Карлсона, и Малыш увидел, как Карлсон на полной скорости врезался в бетонный столб, прокатился по земле и неподвижно замер, раскинув руки и ноги. Вокруг его головы расплывалось большое кровавое пятно. Малыш вздохнул и вернулся к книжке. Но ему опять не дали спокойно почитать.
— Малыш! — раздался голос папы. Малыш обернулся.
— Малыш, это ты брал гидродинамику Ландау и Лифшица? — мягко спросил папа, входя в комнату. — Она стояла на полке и закрывала собой пятно на обоях, а теперь ее нету.
— Это я, я положил ее на тумбочку, — прошептал Малыш. — Мне было не дотянуться, чтобы поставить ее обратно на полку.
— Малыш, Малыш. — Папа ласково потрепал Малыша по голове. — Ну зачем ты берешь такие книжки? Все равно ты до них еще не дорос! И картинок в ней почти нету.
— Все равно я ничего не понял, — соврал Малыш.
— Конечно, не понял. Ведь для этого надо много учиться, вначале в школе, потом в институте — а ты пока еще только в первом классе. Лучше посмотри, кто к тебе пришел, — сказал папа, пропуская в дверь Кристера и Гуниллу, друзей Малыша.
— Кристер! Гунилла! — радостно крикнул Малыш. — Ужасно рад вас видеть! Папа с нежностью посмотрел на Малыша и тихонько вышел.
— Малыш! — сказал Кристер, протягивая Малышу какой–то сверток. — Мы поздравляем тебя с Днем Рождения и хотим подарить тебе эту камеру Вильсона.
— Камеру Вильсона? — Глаза Малыша засияли. — Вот здорово! Давно о ней мечтал! А какой у нее коэффициент перенасыщения пара?
Малыш искренне обрадовался, но все равно Кристер уловил печальные нотки в его голосе.
— Что случилось, Малыш? — спросил он. — Ты чем–то расстроен?
Малыш тяжело вздохнул и с тоской закрыл книжку, заложив ее закладкой.
— Собаку мне не подарили.
Мой юмор. Малая проза
-
JeJello
- На форуме: 7 Лет 4 Месяцев 9 дней
- Сообщения: 13
- Зарегистрирован: Вт дек 13, 2016 21:51
- Откуда: Moscow
- Имя: Коля
- Мотоцикл: Husky
- Пол:
Re: Мой юмор. Малая проза
Первые десять лет жизни он был просто Кот. Сильная, наглая тварь серо-коричневого окраса, с плотной длинной шерстью, сбившейся на боках в вечные колтуны. Непроходящие глубокие царапины на морде и изодранные в лохмотья уши придавали ему совершенно бандитский вид.
На просторах нашей старой и запущенной квартиры он, как гордый и свободный нохча, жил грабежом и разбоем. За ее пределами не брезговал и насилием. Требовал соблюдения прав и клал свой маленький, но изрядно натруженный писюн, на все обязанности. Будучи центровым по району, он немилосердно 3,14здил всех окрестных котов, совершенно неадекватно отвечая на малейшие поползновения в свою сторону. Порой казалось, что в него вселился несгибаемый дух великого каратиста Масутацы Оямы, именно с таким неистово-киокушиновским напором бросался он на всех соперников, сметая их, разметая в пух и прах даже мысли о каком-то сопротивлении.
Имя у него появилось лишь тогда, когда подросла дочь, и назвала его для унификации Тима, так же, как и тещиного домашнего засюсюканного уйобка, вечно ссущего под диваном. Кот же был суров. Принимая меня за равного, жену и дочь он определенно ставил ниже себя в семейной иерархии и относился к ним со снисходительным презрением. Малая, подрастая приняла такой расклад как есть, жена же, получив в руки штурвал управления мною, попыталась было с наскока подмять под себя и Кота. Однако хер.
Натыкаясь в финальной стадии бурного медовомесячного соития на угрюмо насупленный, как у седьмой бэхи, полуприщур, сквозь который Кот брезгливо наблюдал за хозяйской потной возней, она каждый раз смущалась, и прервавшись на полуфрикции запахивалась в простыню, требуя убрать это наглое животное. Добившись нужного результата Кот задрав хвост уходил сам.
Гордость никогда не позволяла ему просить, он всегда или требовал или брал с боем. Заботливо положенная женой в чистую мисочку еда заветривалась и пропадала. Голодный и злой, он снисходил до участия в семейном обеде: усевшись перед столом на свободный табурет клал голову на стол и закрывал глаза, демонстрируя полное безразличие к происходящему. Но стоило отвлечься лишь на секунду – из под стола стремительным хуком вылетала растопыренная, с выпущенными когтями, лапа и неуловимым движением выхватывала с ближайшей тарелки котлету или сосиску. Такую же точно, как в его миске.
Заслуженно получив от меня увесистого пинка, он, не выпуская добычу, пролетал юзом кухню и прихожую, и с грохотом врезавшись в дверь ванны, как ни в чем не бывало поднимался и гордо задрав хвост шел обратно, чтобы у моих ног спокойно съесть честно заработанный кусок. Мы, несмотря ни на что, уважали друг друга, но и правила тоже надо было соблюдать. Закон есть закон.
Он был из первого помета соседской кошки. Первый помет, как говорят, всегда самый сильный. Три серых дымчатых и один грязно-коричневый. Наглым он был с рождения – в то время как другие котята, найдя свободную сиську затихали и насыщались, он, возмущенно пища, ползал вокруг мамаши, игнорируя свободные соски, до тех пор, пока не отгонял кого-нибудь из братьев и не занимал его место.
Рыба была его страстью. Любая: жареная, вареная, соленая, мороженная, протухшая. Но особенно живая. Еду он добывал виртуозно. Как опытный футболист при подаче углового, сломя голову летел на звук открываемого холодильника, и путаясь под ногами, пытался в суматохе реализовать розыгрыш стандарта. Ни один факт изъятия чего-либо съестного не приходил мимо его нарочито безразличного взора. Все забытое или оставленное хоть на минуту становилось его законной добычей. Поэтому мясо и рыба путешествовали по дому в короткий пас, как шарик у базарного наперсточника, не оставаясь неприкрытыми ни минуты.
Рыба же его чуть не сгубила. С3,14здив как-то ночью у соседей через открытую форточку отрезанный хвост здоровенного, килограмма на три, чебака, он припер его конечно же домой, и попытался съесть на ковре в гостиной. Банкет закончился тем, что одна из костей, застряв в горле, проткнула ему пищевод и трахею. Я нашел его около шести утра забившимся под кухонный уголок. Изо рта шла пена, и сам он был похож на рыбу-шар. Часть выдыхаемого воздуха через дырку поступала под кожу, и Кот надувался буквально на глазах. Было утро субботы. Ветеринарка в этот день работала с 12-ти. Нужно было срочно принимать меры.
Роль спасителя была возложена на соседку – 75 летнюю еврейку, гинеколога в отставке. Разбуженное ни свет ни заря, бабушко-божий одуванчик с голубыми волосами немного поворчало, но отказать не смогло. Тщательно, по Спасокукоцкому-Кочергину, вымыв желтые костлявые ручонки, и надев резиновые перчатки, потухшее светило отечественной гинекологии уверенным шагом победителя вошло на кухню.
- Котик, открой-ка ротик.
В руке ее в лучах восходящего солнца блистало полированной нержавейкой нечто, напоминающее формой одновременно утиный клюв, большую прищепку и мужской уд.
Врожденная сметливость подсказала мне, что данный прибор можно смело назвать 3,14здоскопом. Мои подозрения косвенно подтвердила жена, которая ойкнула, покраснела и стыдливо спряталась в ванную. Удивленный подобной ретирадой Кот небезосновательно решил, что сейчас это устройство, видевшее пи@д больше чем интернет-эксплорер, будут совать ему в рот, и перешел к активной обороне, нанеся несколько глубоких царапин своей потенциальной спасительнице. Бой завершился техническим нокаутом и за явным преимуществом одной из сторон. Пока бабулька, желая Коту различных долгих и мучительных смертей, залечивала боевые раны, я через три3,14здыприятеля нашел таки телефон девчонки–ветеринарши. Договорились на девять.
Ветеринарка в нашем городе представляет собой большой кирпичный ангар дореволюционной постройки с бетонным полом. Посреди помещения вмонтирован станок для садомазохистских игрищ с крупным рогатым скотом. За хлипкой ширмочкой стоит обитый металлом стол. Это операционная. Очередная спасительница являет собой полненькую молодую перепуганную девицу, к тому же из моей школы, но лет на пять помладше.
- Меня зовут Лена, и ты мне будешь помогать, - заявляет она. – Крови не боишься?
- Боюсь конечно, а что делать то…
К этому моменту Кот заполнил собой всю спортивную сумку, в которую был посажен для транспортировки и ее пришлось разрезать. Вколов ему во внутреннюю поверхность бедра какую-то хрень, Лена убежала готовить «операционную».
- Он сейчас отрубится, и заноси.
Кот не отрубался. Через пять минут укол повторили. Потом еще. Наконец через полчаса, когда Лена, по ее словам вкатила уже дозу для теленка, страдалец отправился таки в царство Морфея.
Меня начало подташнивать сразу, как только она стала привязывать кошачьи лапы к столу. Ненавижу медицинские запахи. Распластав кота пузом кверху, она заставила меня держать его голову, а сама, засунув глубоко в пасть пинцет, вытащила оттуда здоровенную зазубренную костомаху.
- Этого мало. Нужно его сдуть и обязательно зашить трахею. Я буду резать, а ты держи шею. Можешь не смотреть.
Легко сказать держи шею – Кот к тому времени стал похожим на надутую резиновую перчатку, и понятие шеи было у него столь же относительно, как понятие талии у Лены. Пфииииить – легонько раздалось из кота в тот момент, когда она сделала первый надрез. Я почувствовал дующую снизу в лицо тоненькую струю воздуха, почему-то пахнущего свежей рыбой. В тот же миг я добавил к нему густой аромат вчерашнего борща и утренних котлет, веером расплескав их вокруг операционного стола.
- Все? - Как ни в чем не бывало поинтересовалась Лена, – а теперь сдуваем.
И мы стали в четыре руки сгонять воздух к разрезу на горле так, как будто сдували матрас на пляже. После того, как Кот стал похожим на сдувшийся шарик (или га#@он - кому как нравится), началось самое интересное – ОПЕРАЦЫЯ! По моим ощущениям, когда на преддипломной практике резали котов - у Лены были месячные, ну или там аборт. Тему эту она пропустила. В общем, поиски трахеи превратились в поиски клитора у экипажа подводной лодки. Если б не моя смекалка - искали бы до сих пор. Мылом, говорю, помажь – где пузыри будут, там и дырка. И блеванул еще раз. Но уже в лоток с инструментами, по культурному. А потом вдруг вспомнил, как у Булгакова про трахеотомию читал. Режь, говорю глубже.
Нашла…
Кот в этот момент, не знаю с чего, начал приходить в себя и метаться на операционном столе, укусил Лену, умудрился освободить задние лапы и снес ими на пол все инструменты. Затем изодрал мне все руки и попытался встать. Несгибаемая русская женщина, оттолкнув меня, грудью придавила к столу беснующегося и всадила ему еще дури. Или святой воды, не помню, потому что мне стало плохо…
Той же ночью, Кот получил от жены погоняло Черч – в честь приснопамятного котика из кладбища домашних животных Кинга. Часа в три ночи, несущаяся, сломя голову и ноги, в туалет, супружница была встречена ковыляющим, пошатываясь, на негнущихся ногах шарообразным существом, издающим булькающее-каркающие звуки. Начался отходняк и кота пробило на хавчик. Пожрав, он забрался к нам на кровать и принялся вылизывать мне руки. Впервые за всю новейшую историю. Подозреваю, что это было проявление благодарности. Немигающие глаза его при этом были широко открыты и на них были видны прилипшие волоски и кусочки мусора. «Каждый человек сеет, что умеет и пожинает плоды (с)».
Надуваться Кот потом, конечно, постепенно перестал, но мяукать так не научился. А злополучный тот рыбий хвост он на следующий день таки нашел и доел, для него это было делом принципа.
Ибо путь воина – это путь смерти.
На просторах нашей старой и запущенной квартиры он, как гордый и свободный нохча, жил грабежом и разбоем. За ее пределами не брезговал и насилием. Требовал соблюдения прав и клал свой маленький, но изрядно натруженный писюн, на все обязанности. Будучи центровым по району, он немилосердно 3,14здил всех окрестных котов, совершенно неадекватно отвечая на малейшие поползновения в свою сторону. Порой казалось, что в него вселился несгибаемый дух великого каратиста Масутацы Оямы, именно с таким неистово-киокушиновским напором бросался он на всех соперников, сметая их, разметая в пух и прах даже мысли о каком-то сопротивлении.
Имя у него появилось лишь тогда, когда подросла дочь, и назвала его для унификации Тима, так же, как и тещиного домашнего засюсюканного уйобка, вечно ссущего под диваном. Кот же был суров. Принимая меня за равного, жену и дочь он определенно ставил ниже себя в семейной иерархии и относился к ним со снисходительным презрением. Малая, подрастая приняла такой расклад как есть, жена же, получив в руки штурвал управления мною, попыталась было с наскока подмять под себя и Кота. Однако хер.
Натыкаясь в финальной стадии бурного медовомесячного соития на угрюмо насупленный, как у седьмой бэхи, полуприщур, сквозь который Кот брезгливо наблюдал за хозяйской потной возней, она каждый раз смущалась, и прервавшись на полуфрикции запахивалась в простыню, требуя убрать это наглое животное. Добившись нужного результата Кот задрав хвост уходил сам.
Гордость никогда не позволяла ему просить, он всегда или требовал или брал с боем. Заботливо положенная женой в чистую мисочку еда заветривалась и пропадала. Голодный и злой, он снисходил до участия в семейном обеде: усевшись перед столом на свободный табурет клал голову на стол и закрывал глаза, демонстрируя полное безразличие к происходящему. Но стоило отвлечься лишь на секунду – из под стола стремительным хуком вылетала растопыренная, с выпущенными когтями, лапа и неуловимым движением выхватывала с ближайшей тарелки котлету или сосиску. Такую же точно, как в его миске.
Заслуженно получив от меня увесистого пинка, он, не выпуская добычу, пролетал юзом кухню и прихожую, и с грохотом врезавшись в дверь ванны, как ни в чем не бывало поднимался и гордо задрав хвост шел обратно, чтобы у моих ног спокойно съесть честно заработанный кусок. Мы, несмотря ни на что, уважали друг друга, но и правила тоже надо было соблюдать. Закон есть закон.
Он был из первого помета соседской кошки. Первый помет, как говорят, всегда самый сильный. Три серых дымчатых и один грязно-коричневый. Наглым он был с рождения – в то время как другие котята, найдя свободную сиську затихали и насыщались, он, возмущенно пища, ползал вокруг мамаши, игнорируя свободные соски, до тех пор, пока не отгонял кого-нибудь из братьев и не занимал его место.
Рыба была его страстью. Любая: жареная, вареная, соленая, мороженная, протухшая. Но особенно живая. Еду он добывал виртуозно. Как опытный футболист при подаче углового, сломя голову летел на звук открываемого холодильника, и путаясь под ногами, пытался в суматохе реализовать розыгрыш стандарта. Ни один факт изъятия чего-либо съестного не приходил мимо его нарочито безразличного взора. Все забытое или оставленное хоть на минуту становилось его законной добычей. Поэтому мясо и рыба путешествовали по дому в короткий пас, как шарик у базарного наперсточника, не оставаясь неприкрытыми ни минуты.
Рыба же его чуть не сгубила. С3,14здив как-то ночью у соседей через открытую форточку отрезанный хвост здоровенного, килограмма на три, чебака, он припер его конечно же домой, и попытался съесть на ковре в гостиной. Банкет закончился тем, что одна из костей, застряв в горле, проткнула ему пищевод и трахею. Я нашел его около шести утра забившимся под кухонный уголок. Изо рта шла пена, и сам он был похож на рыбу-шар. Часть выдыхаемого воздуха через дырку поступала под кожу, и Кот надувался буквально на глазах. Было утро субботы. Ветеринарка в этот день работала с 12-ти. Нужно было срочно принимать меры.
Роль спасителя была возложена на соседку – 75 летнюю еврейку, гинеколога в отставке. Разбуженное ни свет ни заря, бабушко-божий одуванчик с голубыми волосами немного поворчало, но отказать не смогло. Тщательно, по Спасокукоцкому-Кочергину, вымыв желтые костлявые ручонки, и надев резиновые перчатки, потухшее светило отечественной гинекологии уверенным шагом победителя вошло на кухню.
- Котик, открой-ка ротик.
В руке ее в лучах восходящего солнца блистало полированной нержавейкой нечто, напоминающее формой одновременно утиный клюв, большую прищепку и мужской уд.
Врожденная сметливость подсказала мне, что данный прибор можно смело назвать 3,14здоскопом. Мои подозрения косвенно подтвердила жена, которая ойкнула, покраснела и стыдливо спряталась в ванную. Удивленный подобной ретирадой Кот небезосновательно решил, что сейчас это устройство, видевшее пи@д больше чем интернет-эксплорер, будут совать ему в рот, и перешел к активной обороне, нанеся несколько глубоких царапин своей потенциальной спасительнице. Бой завершился техническим нокаутом и за явным преимуществом одной из сторон. Пока бабулька, желая Коту различных долгих и мучительных смертей, залечивала боевые раны, я через три3,14здыприятеля нашел таки телефон девчонки–ветеринарши. Договорились на девять.
Ветеринарка в нашем городе представляет собой большой кирпичный ангар дореволюционной постройки с бетонным полом. Посреди помещения вмонтирован станок для садомазохистских игрищ с крупным рогатым скотом. За хлипкой ширмочкой стоит обитый металлом стол. Это операционная. Очередная спасительница являет собой полненькую молодую перепуганную девицу, к тому же из моей школы, но лет на пять помладше.
- Меня зовут Лена, и ты мне будешь помогать, - заявляет она. – Крови не боишься?
- Боюсь конечно, а что делать то…
К этому моменту Кот заполнил собой всю спортивную сумку, в которую был посажен для транспортировки и ее пришлось разрезать. Вколов ему во внутреннюю поверхность бедра какую-то хрень, Лена убежала готовить «операционную».
- Он сейчас отрубится, и заноси.
Кот не отрубался. Через пять минут укол повторили. Потом еще. Наконец через полчаса, когда Лена, по ее словам вкатила уже дозу для теленка, страдалец отправился таки в царство Морфея.
Меня начало подташнивать сразу, как только она стала привязывать кошачьи лапы к столу. Ненавижу медицинские запахи. Распластав кота пузом кверху, она заставила меня держать его голову, а сама, засунув глубоко в пасть пинцет, вытащила оттуда здоровенную зазубренную костомаху.
- Этого мало. Нужно его сдуть и обязательно зашить трахею. Я буду резать, а ты держи шею. Можешь не смотреть.
Легко сказать держи шею – Кот к тому времени стал похожим на надутую резиновую перчатку, и понятие шеи было у него столь же относительно, как понятие талии у Лены. Пфииииить – легонько раздалось из кота в тот момент, когда она сделала первый надрез. Я почувствовал дующую снизу в лицо тоненькую струю воздуха, почему-то пахнущего свежей рыбой. В тот же миг я добавил к нему густой аромат вчерашнего борща и утренних котлет, веером расплескав их вокруг операционного стола.
- Все? - Как ни в чем не бывало поинтересовалась Лена, – а теперь сдуваем.
И мы стали в четыре руки сгонять воздух к разрезу на горле так, как будто сдували матрас на пляже. После того, как Кот стал похожим на сдувшийся шарик (или га#@он - кому как нравится), началось самое интересное – ОПЕРАЦЫЯ! По моим ощущениям, когда на преддипломной практике резали котов - у Лены были месячные, ну или там аборт. Тему эту она пропустила. В общем, поиски трахеи превратились в поиски клитора у экипажа подводной лодки. Если б не моя смекалка - искали бы до сих пор. Мылом, говорю, помажь – где пузыри будут, там и дырка. И блеванул еще раз. Но уже в лоток с инструментами, по культурному. А потом вдруг вспомнил, как у Булгакова про трахеотомию читал. Режь, говорю глубже.
Нашла…
Кот в этот момент, не знаю с чего, начал приходить в себя и метаться на операционном столе, укусил Лену, умудрился освободить задние лапы и снес ими на пол все инструменты. Затем изодрал мне все руки и попытался встать. Несгибаемая русская женщина, оттолкнув меня, грудью придавила к столу беснующегося и всадила ему еще дури. Или святой воды, не помню, потому что мне стало плохо…
Той же ночью, Кот получил от жены погоняло Черч – в честь приснопамятного котика из кладбища домашних животных Кинга. Часа в три ночи, несущаяся, сломя голову и ноги, в туалет, супружница была встречена ковыляющим, пошатываясь, на негнущихся ногах шарообразным существом, издающим булькающее-каркающие звуки. Начался отходняк и кота пробило на хавчик. Пожрав, он забрался к нам на кровать и принялся вылизывать мне руки. Впервые за всю новейшую историю. Подозреваю, что это было проявление благодарности. Немигающие глаза его при этом были широко открыты и на них были видны прилипшие волоски и кусочки мусора. «Каждый человек сеет, что умеет и пожинает плоды (с)».
Надуваться Кот потом, конечно, постепенно перестал, но мяукать так не научился. А злополучный тот рыбий хвост он на следующий день таки нашел и доел, для него это было делом принципа.
Ибо путь воина – это путь смерти.
-
JeJello
- На форуме: 7 Лет 4 Месяцев 9 дней
- Сообщения: 13
- Зарегистрирован: Вт дек 13, 2016 21:51
- Откуда: Moscow
- Имя: Коля
- Мотоцикл: Husky
- Пол:
Re: Мой юмор. Малая проза
Среди ночи меня разбудил звонок барыни:
-С Людовиком проблемы!
-Знаю.
-Откуда?
-Из учебника новой истории. Его казнили по приговору Конвента .
-Прекрати придуриваться! Люк болен!
-Подожди. Люк -это Людовик, что ли?
-Ты приедешь?
-Буду через полчаса. А что с ним?
-Нууу …его тошнит…и …впрочем приезжай сам все увидишь…
По приезду я обнаружил всю семью в сборе . Все с надеждой глядели на меня.
-Ну-с.-(тоном уездного дохтура)- Где наш блевун?
-Понимаешь, он не только блюет.
-Понимаю. Еще и серит. Отрави…
-Нет. Видишь ли …он ходит.
-Под себя?
-Не перебивай! Он бегает задом-наперед!
-Что?
-Смотри!
Мне вынесли кота, поставили его у двери, отпустили и… кот вдруг стартанул хвостом вперед. Ловко огибая препятствия он проскакал кормой вперед по всему длиннющему коридору и скрылся за поворотом. Не сводя с меня зеленого ступорозного взгляда.
Я опешил. Вся семья, затаив дыхание, ждала вердикта специалиста. Специалист же был в полной непонятке. Вроде (тужился я),кошачьи болезни аналогичны людским… но на память ни одного диагноза, где пациент бегает вперед жопой, поблевывая при этом в голову, не приходило.
-Поехали в ветеринарку.
Айболитная находилась неподалеку-в подвале одной из высоток Нового Арбата. Всю дорогу я мучительно пытался вспомнить две несвязанные между собою вещи: существует ли в природе психиатрическая ветеринария и что такое пляска святого Витта?
В подвальчике, несмотря на ночь, было довольно многолюдно и многоживотно. Там сидело и чинно страдало страдало пара больших псов(одна овчарка запомнилась, второго пса не помню), несколько кошек, попугай и пара микроорганизмов, по ошибке причисляемых к собачьему племени.
Напросившись "на секунду спросить"(овчарка явственно зарычала "Куда прешь, сука!"), я вперся в кабинет, чем помешал трапезе коновалов. Понимая, что через секунду буду послан-быстро протараторил:
- Ивинитеятолькоспроситьэтокваматоуменя КОТ ЖОПОЙ ВПЕРЕД БЕГАЕТ!
Ожидал услышать что то в роде "пшел в очередь…, у нас тут по три раза на дню такое…удивил девку мудями, она и поболе видала"...
Но лепилы переглянулись, с опаской поглядели на мою потасканную не раз по асфальту рожу и переспросили:
-Как бегает?
-Жопой!
-Как жопой?
-Вперед!
У одного из сотрапезников непрожеванный бутерброд повис на подбородке.
-ПОКАЖИ!
-Прошу!
Мы выползли в коридор. Жестом фокусника я выудил монаршью особу из сумки, тщательно установил в углу, нацелил дуплом на дальнюю стену и… алле оп!
Все присутствующие, не исключая попугая, сопровождали поворотом голов этот демонстрационный забег. Одинаково ошарашенное выражение на лицах и мордах, (даже попугай вылупил зенки и разинул клюв), наводило на мысль о родстве всего живого на земле. Два пса переглянулись вообще совершенно по-человечески.
По просьбе зрителей, я запустил кота на "бис".Потом еще раз. Раздались первые аплодисменты.
Хозяйка моя заорала, что ее кот не выступать сюда приехал, а лечиться. Врачи спохватились.
По общему согласию, нас пустили без очереди. Котовалы чесали репы, смотреть на них было приятно. Бросились звонить коллегам:
-...Да! Задом-наперед! Да я тебе говорю! Что? Я не пью больше! Да нас тут трое! Да не на троих, а -трое! Тьфу ты… толку от тебя…
На всякий, случай Людовику поставили капельницу, монарх повеселел и перестал блевать.
Дальше пошли разборки. Так как истории болезни я не знал, пришлось звонить Эдику-мужу.
-...Что? Сначала блевал, но не бегал? А когда забегал? После какого укола? Церукал? А… доктор сказала…
При слове "церукал" врачи обрадовались:
-Дозировку спросите!-жарко задышали они на аристократку.
-Сколько ты ему вколол? Два куба? Аааа…в инструкции: для детей -куб, для взрослых- дваа, ему уже 6 лет, вроде взрослый…
Медицина повалилась друг на друга…
-Он ему на 80 кило!...ааааа…вколол...ыыы…, - выли они от хохота…
Все стало на свои места: церукал (противорвотное) имеет побочный эффект. Слегка наклоняет крышу у пациента. Вломив котику тигриную дозу, Эдик тем сорвал ему крышу напрочь и разметал черепицу. Фундамент тоже смыло. Удивительно, как кот летать не научился.Представляю, что у него за глюки под черепом шарились.
К счастью, монаршье здоровье не пострадало. Физическое, я имею ввиду. Что там с психикой, понять было трудно, ибо опрос не проведешь. На тест Роршаха он поссал, а ДДЧ (дерево дом человек) рисовать отказался. Даже в варианте ДДК (с котом в оконцовке).
Но некоторые рецидивы остались, и иногда его величество пытались ходить задом-наперед, но былой резвости как не бывало.
-С Людовиком проблемы!
-Знаю.
-Откуда?
-Из учебника новой истории. Его казнили по приговору Конвента .
-Прекрати придуриваться! Люк болен!
-Подожди. Люк -это Людовик, что ли?
-Ты приедешь?
-Буду через полчаса. А что с ним?
-Нууу …его тошнит…и …впрочем приезжай сам все увидишь…
По приезду я обнаружил всю семью в сборе . Все с надеждой глядели на меня.
-Ну-с.-(тоном уездного дохтура)- Где наш блевун?
-Понимаешь, он не только блюет.
-Понимаю. Еще и серит. Отрави…
-Нет. Видишь ли …он ходит.
-Под себя?
-Не перебивай! Он бегает задом-наперед!
-Что?
-Смотри!
Мне вынесли кота, поставили его у двери, отпустили и… кот вдруг стартанул хвостом вперед. Ловко огибая препятствия он проскакал кормой вперед по всему длиннющему коридору и скрылся за поворотом. Не сводя с меня зеленого ступорозного взгляда.
Я опешил. Вся семья, затаив дыхание, ждала вердикта специалиста. Специалист же был в полной непонятке. Вроде (тужился я),кошачьи болезни аналогичны людским… но на память ни одного диагноза, где пациент бегает вперед жопой, поблевывая при этом в голову, не приходило.
-Поехали в ветеринарку.
Айболитная находилась неподалеку-в подвале одной из высоток Нового Арбата. Всю дорогу я мучительно пытался вспомнить две несвязанные между собою вещи: существует ли в природе психиатрическая ветеринария и что такое пляска святого Витта?
В подвальчике, несмотря на ночь, было довольно многолюдно и многоживотно. Там сидело и чинно страдало страдало пара больших псов(одна овчарка запомнилась, второго пса не помню), несколько кошек, попугай и пара микроорганизмов, по ошибке причисляемых к собачьему племени.
Напросившись "на секунду спросить"(овчарка явственно зарычала "Куда прешь, сука!"), я вперся в кабинет, чем помешал трапезе коновалов. Понимая, что через секунду буду послан-быстро протараторил:
- Ивинитеятолькоспроситьэтокваматоуменя КОТ ЖОПОЙ ВПЕРЕД БЕГАЕТ!
Ожидал услышать что то в роде "пшел в очередь…, у нас тут по три раза на дню такое…удивил девку мудями, она и поболе видала"...
Но лепилы переглянулись, с опаской поглядели на мою потасканную не раз по асфальту рожу и переспросили:
-Как бегает?
-Жопой!
-Как жопой?
-Вперед!
У одного из сотрапезников непрожеванный бутерброд повис на подбородке.
-ПОКАЖИ!
-Прошу!
Мы выползли в коридор. Жестом фокусника я выудил монаршью особу из сумки, тщательно установил в углу, нацелил дуплом на дальнюю стену и… алле оп!
Все присутствующие, не исключая попугая, сопровождали поворотом голов этот демонстрационный забег. Одинаково ошарашенное выражение на лицах и мордах, (даже попугай вылупил зенки и разинул клюв), наводило на мысль о родстве всего живого на земле. Два пса переглянулись вообще совершенно по-человечески.
По просьбе зрителей, я запустил кота на "бис".Потом еще раз. Раздались первые аплодисменты.
Хозяйка моя заорала, что ее кот не выступать сюда приехал, а лечиться. Врачи спохватились.
По общему согласию, нас пустили без очереди. Котовалы чесали репы, смотреть на них было приятно. Бросились звонить коллегам:
-...Да! Задом-наперед! Да я тебе говорю! Что? Я не пью больше! Да нас тут трое! Да не на троих, а -трое! Тьфу ты… толку от тебя…
На всякий, случай Людовику поставили капельницу, монарх повеселел и перестал блевать.
Дальше пошли разборки. Так как истории болезни я не знал, пришлось звонить Эдику-мужу.
-...Что? Сначала блевал, но не бегал? А когда забегал? После какого укола? Церукал? А… доктор сказала…
При слове "церукал" врачи обрадовались:
-Дозировку спросите!-жарко задышали они на аристократку.
-Сколько ты ему вколол? Два куба? Аааа…в инструкции: для детей -куб, для взрослых- дваа, ему уже 6 лет, вроде взрослый…
Медицина повалилась друг на друга…
-Он ему на 80 кило!...ааааа…вколол...ыыы…, - выли они от хохота…
Все стало на свои места: церукал (противорвотное) имеет побочный эффект. Слегка наклоняет крышу у пациента. Вломив котику тигриную дозу, Эдик тем сорвал ему крышу напрочь и разметал черепицу. Фундамент тоже смыло. Удивительно, как кот летать не научился.Представляю, что у него за глюки под черепом шарились.
К счастью, монаршье здоровье не пострадало. Физическое, я имею ввиду. Что там с психикой, понять было трудно, ибо опрос не проведешь. На тест Роршаха он поссал, а ДДЧ (дерево дом человек) рисовать отказался. Даже в варианте ДДК (с котом в оконцовке).
Но некоторые рецидивы остались, и иногда его величество пытались ходить задом-наперед, но былой резвости как не бывало.
-
Dervana
- На форуме: 11 Лет 21 дней
- Сообщения: 7767
- Зарегистрирован: Пн апр 01, 2013 10:41
- Откуда: Москва, юзао
- Имя: Дарья
- Мотоцикл: Вираго 1100
- Пол:
- Контактная информация:
Re: Мой юмор. Малая проза
JeJello
Избавляясь от собственных демонов, вы рискуете потерять лучшую часть себя!
-
kessy
- На форуме: 7 Лет 8 Месяцев 21 дней
- Сообщения: 302
- Зарегистрирован: Ср авг 03, 2016 22:22
- Откуда: Москва, ЮВАО
- Имя: Марина
- Мотоцикл: зид 200 курьер >> Suzuki GSF 400 Bandit >> DragStar 650>> FLSTN Softail Deluxe
- Пол:
- Контактная информация:
Re: Мой юмор. Малая проза
В пору своей буйной юности попал я, значит, в больницу (я вообще болезненным парнем рос). Ну и завел там небольшой романчик. (Острословы - не небольшого романчика, а именно небольшой романчик. ) Но до поцелуев дошло. И вот как-то раз после отбоя сидим в процедурной на каталке (ах молодость!), обнимаемся, целуемся, разговоры разговариваем... Девочка вся такая молоденькая, чистенькая, целомудренная, короче ягненок невинный в юбочке. Но целуется хорошо. Я решаю продемонстрировать свою наблюдательность и спрашиваю:
- А что, с парнем своим поссорилась?
Она смущается, покрывается легким румянцем и признается, отведя взгляд:
- У меня еще никого не было...
Я не ревнивый, я бы простил, но тут от такого признания опешил аж:
- А целоваться так, где научилась?
- В морге, на практике.
- ???
Она лукаво опускает глазки:
- Нам Наташка на трупах показывала, как это делается...
(с)
- А что, с парнем своим поссорилась?
Она смущается, покрывается легким румянцем и признается, отведя взгляд:
- У меня еще никого не было...
Я не ревнивый, я бы простил, но тут от такого признания опешил аж:
- А целоваться так, где научилась?
- В морге, на практике.
- ???
Она лукаво опускает глазки:
- Нам Наташка на трупах показывала, как это делается...
(с)
Всякая дорога рано или поздно выводит из одного мира в другой. (с)
-
Виталий
- На форуме: 15 Лет 7 Месяцев 18 дней
- Сообщения: 20735
- Зарегистрирован: Пн сен 08, 2008 01:42
- Откуда: Москва, Алексеевская
- Имя: Виталий
- Мотоцикл: Yamaha MT-03 (660) продал
- Пол:
- Контактная информация:
Re: Мой юмор. Малая проза
Древнючий боянJeJello писал(а):Среди ночи меня разбудил звонок барыни:
-С Людовиком проблемы!...
Инфа стопроцентная!
-
►sergeech007◄
- На форуме: 10 Лет 6 Месяцев 28 дней
- Сообщения: 1101
- Зарегистрирован: Чт сен 26, 2013 19:18
- Откуда: OZ
- Имя: Alexander
- Мотоцикл: F800GSA
- Пол:
-
Виталий
- На форуме: 15 Лет 7 Месяцев 18 дней
- Сообщения: 20735
- Зарегистрирован: Пн сен 08, 2008 01:42
- Откуда: Москва, Алексеевская
- Имя: Виталий
- Мотоцикл: Yamaha MT-03 (660) продал
- Пол:
- Контактная информация:
Re: Мой юмор. Малая проза
Ну, как говорил мой знакомый патологоанатом, мертвая женщина еще 40 минут женщина©►sergeech007◄ писал(а):
Инфа стопроцентная!
-
JeJello
- На форуме: 7 Лет 4 Месяцев 9 дней
- Сообщения: 13
- Зарегистрирован: Вт дек 13, 2016 21:51
- Откуда: Moscow
- Имя: Коля
- Мотоцикл: Husky
- Пол:
Re: Мой юмор. Малая проза
В условиях монгольской зимы устав велит справлять нужду в таком месте, где много мороза, а из удобств лишь птичья жёрдочка. Приходится мёрзнуть и балансировать над ужасной пропастью. У птиц подобные упражнения получаются как-то непринуждённо. А люди отвлекаются на всякие тревожные мысли. Поэтому солдаты и сержанты ходят до ветру лишь в крайнем случае, при прямой угрозе лопнуть. И к концу службы вырабатывают два интересных навыка:
1. делать всё за пять секунд.
2. раз в три дня.
Мы жили в железной будке на колёсах. Мы были связисты на полевой станции Р-410. И нашему старшине было не чуждо всё человеческое. Однажды ночью он поднял экипаж по тревоге, выгнал на мороз, а сам отложил личинку на газету. Свернул и выбросил в окно, навстречу ветру. Потом включил вентиляцию, и в будке стало свежо как в лесу. И никаких признаков, что старшине не чуждо всё человеческое. Все вернулись, уснули и ни о чём как бы не догадались.
А утром буря стихла. Небо стало голубое, как купола на Смольном. И приехал генерал с проверкой. Он построил экипаж перед железной будкой и стал рассказывать про свою жизнь.
Он прослужил двадцать пять лет.
Он видел, как в Воронеже часовой занимался онанизмом на посту и так уснул. В положении «стоя», с хозяйством наружу. А разводящий подумал «какая гадость» и шлёпнул спящего товарища по спящему члену солдатским ремнём. Часовой от боли и непонимания стал стрелять, ни в кого не попал, но для дивизии это был позор.
Генерал видел, как в Якутии прапорщик ставил водку на мороз, водка делалась куском льда, и прапорщик применял её как закуску к обычной, жидкой водке. Скоро к этому прапорщику стали приходить огромные зелёные тараканы прямо в караулку. И опять был позор для дивизии.
Ещё, однажды, в Анголе бабуин украл у другого прапорщика еду, и этот прапорщик догнал бабуина на дереве и всё отобрал назад. И это опять был позор, так издеваться над туземцами.
Но! Никогда генерал не видел такого ужасного разгильдяйства, чтобы люди гадили на стены боевых механизмов на высоте трёх метров от земли!
- Обернитесь, товарищи бойцы и посмотрите, что творится на борту жилой машины! – сказал генерал оперным голосом.
А там всё, брошенное в окно старшиной прибило ветром назад. Хрустальная котлета примёрзла к железной будке. И по газете «Красная Звезда» было понятно, это сделала не птичка.
Целый день потом старшина откалывал ломиком свой внутренний мир, насмерть примёрзший к будке.
И далеко над Монголией плыл хрустальный звон.
Добавлено спустя 39 минут 22 секунды:
Ребёнком я посещал женскую баню. Не в целях саморазвития, а потому что жил в неблагополучном районе. Из удобств в нашей семье был чайник. Из него мы мылись, пили и отапливались им же. Но раз в неделю хотелось большего. Так я впервые увидел голых работниц механического завода. Художник Рубенс, видимо, мылся в той же бане и страдал теми же визуальными кошмарами. Что бы он потом ни рисовал, получались токарихи и фрезеровщицы, состоящие из бугров, оврагов, складочек и обвислостей. На изготовление каждой уходил центнер дрожжевого теста и немного волос. Прыгнув в такую, можно было утонуть.
Ещё помню горячий кран, другим концом приваренный к центру вулкана. Ручка управления имела два положения – "Выкл." и "Толстая коническая струя жидкой магмы". Каждая его капля прожигала навылет коня. Ради таза воды люди рисковали жизнью. В единственный душ стояла очередь на год вперёд.
После мытья, униженные и обожжённые, мы с мамой шли к коричневой старухе за ключом от шкафчика. На днище таза был намалёван номер, кривой как иероглиф. Старуха внимательно его осматривала, почти нюхала. Я ждал, она поднимет голову и каркнет что-нибудь про дальнюю дорогу и множество на ней брюнетов, но всякий раз звучало только "75" или "54".
Одна женщина получила ключ, открыла шкафчик – а внутри чужая одежда худшего качества. Ей в парилке подменили таз. Голая, зарёванная, сидела потом, писала жалобу на трёх страницах, красиво заложив ногу на ногу. Старуха-ключница лично бегала к ней домой, будила мужа, рылась в шкафу, всё принесла и потом ещё дружила семьями – целая история. Сейчас такое невозможно, телефоны свели банную драматургию к смс-диалогам.
Однажды в бане погас свет. Без окон тьма получилась абсолютной. И не вошёл никто, не осветил телефоном путь к одежде. За стеной мужики заржали, свистнули, построились и вышли. А женщины стали совещаться. Они в армии не служили и в минуту опасности полагаются на разум. Выяснилось, что темнота усиливает топографические сомнения и в ней не работают ни указательный палец, ни слова "направо" и "налево". Купальщицы ползали вдоль каменных лавок, повизгивая при встречах. Наощупь всё казалось или краном с кипятком, или Минотавром, который уже, конечно, пришёл. Я точно знал где выход, но детям велели молчать, потому что не время капризничать.
Потом какая-то ловкачка нащупал дверь. Крик счастья, отражённый от стен, лишь усилил общее чувство безысходности. Проём не засветился, в раздевалке та же темень. Спасённая посоветовала всем идти прямо до стены, потом двигаться вдоль, не меняя направления. Наверное, она была математиком. Вскоре все спаслись. Причём мочалки взяли, а тазики – никто. А это в бане главный документ.
Тут в раздевалку вошёл мужчина с зажигалкой, позвал тихо – Оля! Его поймали, поцеловали, отобрали осветительный прибор. С зажигалкой опасная трагедия превратилась в смешную игру «опознай костюм». Женщины следовали за огоньком как мотыльки. Лица у всех были таинственны и красивы. Добрая коричневая бабка открывала любые шкафчики. Дамы угадывали где чьё. Одевались в темноте, выходили на свет с бирками в самых неожиданных местах. Больше я в женском отделении не мылся.
А про фрезеровщиц скажу – не судите по размеру ноги о человечности. Некоторые виды красоты понятны лишь когда их обнимешь.
1. делать всё за пять секунд.
2. раз в три дня.
Мы жили в железной будке на колёсах. Мы были связисты на полевой станции Р-410. И нашему старшине было не чуждо всё человеческое. Однажды ночью он поднял экипаж по тревоге, выгнал на мороз, а сам отложил личинку на газету. Свернул и выбросил в окно, навстречу ветру. Потом включил вентиляцию, и в будке стало свежо как в лесу. И никаких признаков, что старшине не чуждо всё человеческое. Все вернулись, уснули и ни о чём как бы не догадались.
А утром буря стихла. Небо стало голубое, как купола на Смольном. И приехал генерал с проверкой. Он построил экипаж перед железной будкой и стал рассказывать про свою жизнь.
Он прослужил двадцать пять лет.
Он видел, как в Воронеже часовой занимался онанизмом на посту и так уснул. В положении «стоя», с хозяйством наружу. А разводящий подумал «какая гадость» и шлёпнул спящего товарища по спящему члену солдатским ремнём. Часовой от боли и непонимания стал стрелять, ни в кого не попал, но для дивизии это был позор.
Генерал видел, как в Якутии прапорщик ставил водку на мороз, водка делалась куском льда, и прапорщик применял её как закуску к обычной, жидкой водке. Скоро к этому прапорщику стали приходить огромные зелёные тараканы прямо в караулку. И опять был позор для дивизии.
Ещё, однажды, в Анголе бабуин украл у другого прапорщика еду, и этот прапорщик догнал бабуина на дереве и всё отобрал назад. И это опять был позор, так издеваться над туземцами.
Но! Никогда генерал не видел такого ужасного разгильдяйства, чтобы люди гадили на стены боевых механизмов на высоте трёх метров от земли!
- Обернитесь, товарищи бойцы и посмотрите, что творится на борту жилой машины! – сказал генерал оперным голосом.
А там всё, брошенное в окно старшиной прибило ветром назад. Хрустальная котлета примёрзла к железной будке. И по газете «Красная Звезда» было понятно, это сделала не птичка.
Целый день потом старшина откалывал ломиком свой внутренний мир, насмерть примёрзший к будке.
И далеко над Монголией плыл хрустальный звон.
Добавлено спустя 39 минут 22 секунды:
Ребёнком я посещал женскую баню. Не в целях саморазвития, а потому что жил в неблагополучном районе. Из удобств в нашей семье был чайник. Из него мы мылись, пили и отапливались им же. Но раз в неделю хотелось большего. Так я впервые увидел голых работниц механического завода. Художник Рубенс, видимо, мылся в той же бане и страдал теми же визуальными кошмарами. Что бы он потом ни рисовал, получались токарихи и фрезеровщицы, состоящие из бугров, оврагов, складочек и обвислостей. На изготовление каждой уходил центнер дрожжевого теста и немного волос. Прыгнув в такую, можно было утонуть.
Ещё помню горячий кран, другим концом приваренный к центру вулкана. Ручка управления имела два положения – "Выкл." и "Толстая коническая струя жидкой магмы". Каждая его капля прожигала навылет коня. Ради таза воды люди рисковали жизнью. В единственный душ стояла очередь на год вперёд.
После мытья, униженные и обожжённые, мы с мамой шли к коричневой старухе за ключом от шкафчика. На днище таза был намалёван номер, кривой как иероглиф. Старуха внимательно его осматривала, почти нюхала. Я ждал, она поднимет голову и каркнет что-нибудь про дальнюю дорогу и множество на ней брюнетов, но всякий раз звучало только "75" или "54".
Одна женщина получила ключ, открыла шкафчик – а внутри чужая одежда худшего качества. Ей в парилке подменили таз. Голая, зарёванная, сидела потом, писала жалобу на трёх страницах, красиво заложив ногу на ногу. Старуха-ключница лично бегала к ней домой, будила мужа, рылась в шкафу, всё принесла и потом ещё дружила семьями – целая история. Сейчас такое невозможно, телефоны свели банную драматургию к смс-диалогам.
Однажды в бане погас свет. Без окон тьма получилась абсолютной. И не вошёл никто, не осветил телефоном путь к одежде. За стеной мужики заржали, свистнули, построились и вышли. А женщины стали совещаться. Они в армии не служили и в минуту опасности полагаются на разум. Выяснилось, что темнота усиливает топографические сомнения и в ней не работают ни указательный палец, ни слова "направо" и "налево". Купальщицы ползали вдоль каменных лавок, повизгивая при встречах. Наощупь всё казалось или краном с кипятком, или Минотавром, который уже, конечно, пришёл. Я точно знал где выход, но детям велели молчать, потому что не время капризничать.
Потом какая-то ловкачка нащупал дверь. Крик счастья, отражённый от стен, лишь усилил общее чувство безысходности. Проём не засветился, в раздевалке та же темень. Спасённая посоветовала всем идти прямо до стены, потом двигаться вдоль, не меняя направления. Наверное, она была математиком. Вскоре все спаслись. Причём мочалки взяли, а тазики – никто. А это в бане главный документ.
Тут в раздевалку вошёл мужчина с зажигалкой, позвал тихо – Оля! Его поймали, поцеловали, отобрали осветительный прибор. С зажигалкой опасная трагедия превратилась в смешную игру «опознай костюм». Женщины следовали за огоньком как мотыльки. Лица у всех были таинственны и красивы. Добрая коричневая бабка открывала любые шкафчики. Дамы угадывали где чьё. Одевались в темноте, выходили на свет с бирками в самых неожиданных местах. Больше я в женском отделении не мылся.
А про фрезеровщиц скажу – не судите по размеру ноги о человечности. Некоторые виды красоты понятны лишь когда их обнимешь.
-
Tokio
- На форуме: 7 Лет 11 Месяцев 8 дней
- Сообщения: 1012
- Зарегистрирован: Ср май 18, 2016 17:22
- Откуда: Москва
- Имя: Сергей
- Мотоцикл: Самокат
- Пол:
Re: Мой юмор. Малая проза
Давно было, лет двадцать назад. Помню летел к подруге в Анапу. Ей по работе надо было, а я в догонку, ну и отдохнуть. Бы ещё тот "букетно-конфетный" период, когда каждая встреча праздник, любовь и т.д. Вообщем я ещё в Москве, в аэропорту, но мыслями уже на песочных морских пляжах с подругой. Как обычно, контроль, посадка и я в кресле ерзаю, жду не дождусь вылета. Рядом садится мужичок лет под сорок, аккуратненький такой, но бледноватый и явно уже принял. Как выяснилось "для храбрости". Летит в первый раз. Ну и не принужденно заводит разговор - мол летал ли я раньше, всё ли нормально было, а сам в кресло вцепился. Я как бы понимаю что спрашивают, но на таком подъеме соображаю с трудом, отвечаю так же - не задумываясь. "Летал мол, много раз проблем не было". Но на вопрос "садились нормально?" задумался. Как раз перед поездкой с другом ездили на парашутные прыжки, ну и соответственно взлет и прыжки то я помню, а как садился самолет не знаю. Собственно этими мыслями и поделился с соседом - мол "Не знаю. Нас как самолет подымался сразу выкидывали, думаю самолет нормально садился, но конкретно я его не видел". 
Больше вопросов он мне не задавал, сидел зеленый, от завтрака отказался и в туалет наведывался регулярно. Уж не знаю что он там подумал, не до этого мне было тогда 
.
Может и не совсем смешно, но проза моя
Больше вопросов он мне не задавал, сидел зеленый, от завтрака отказался и в туалет наведывался регулярно. Уж не знаю что он там подумал, не до этого мне было тогда .Может и не совсем смешно, но проза моя
- Я бы рад... Но ты же знаешь - я люблю помучить, потерзать, поиздеваться. Вот тебя бы я помучил...
-
JeJello
- На форуме: 7 Лет 4 Месяцев 9 дней
- Сообщения: 13
- Зарегистрирован: Вт дек 13, 2016 21:51
- Откуда: Moscow
- Имя: Коля
- Мотоцикл: Husky
- Пол:
Re: Мой юмор. Малая проза
Tokio
Хорошо еще что вы не стали развивать тему, а то выяснилось бы что все пассажиры на выход "к стати, а где ваш парашут"? ))
Хорошо еще что вы не стали развивать тему, а то выяснилось бы что все пассажиры на выход "к стати, а где ваш парашут"? ))
-
JeJello
- На форуме: 7 Лет 4 Месяцев 9 дней
- Сообщения: 13
- Зарегистрирован: Вт дек 13, 2016 21:51
- Откуда: Moscow
- Имя: Коля
- Мотоцикл: Husky
- Пол:
Re: Мой юмор. Малая проза
Мужскога шовинизма пост
Как то довольно давно смотрел какое то телешоу про то, как надо заниматься сексом. Из участников мне запомнились одна псевдогламурная то ли журналюшка, то ли актриска и один деревенский житель: рослый, красивый мужик уже за шестьдесят. Который всю жизнь то ли постоянно женился и разводился, то ли не женился вообще и шатался по бабам. И ещё до сих пор так живёт. У него куча детей от разных женщин, но постоянной семьи нет.
Короче: мужчина с большим опытом в обсуждаемой теме. Видимо, кто то из телевизионщиков надыбал этот типаж то ли где то в командировке, то ли у себя на даче в деревне.
И были ещё зрительницы в зале. В основном это были тётки лет в среднем около сорока. На них тоже интересно было смотреть.
Начала гламурная бабёшка.
Томным голосом:
- Секс для меня, это широкая кровать с шёлковыми простынями посреди комнаты в просторном роскошном зале. Открытые настежь окна, через которые доносятся из сада соловьиные трели. Кровать вся усыпанная розовыми лепестками. Над головой подсвечники с зажжёнными свечами. Тихая музыка...
… Ну и далее в том же духе.
Женщины в зале завистливо вздыхали: живут же некоторые!
Потом выступил вышеуказанный дед с изложением своей точки зрения на предмет.
Безапелляционным тоном, цинично и свысока поглядывая на гламурщицу:
- Розовые лепестки не нужны. Пользы от них для ДЕЛА никакой. Только к телу липнут и мусор от них.
- Свечи не нужны. Они от тряски могут опрокинуться и загорится в самый ТАКОЙ момент.
- Интерьеры тоже не нужны: всё равно по сторонам не глядишь.
- Музыка, что есть, что нет, для ЭТОГО ДЕЛА без разницы.
- Простыни шёлковые применять нельзя. Они скользкие и плохо впитывают влагу. Тело по ним скользит. Они собьются в комок и будет мокро на них лежать. Простыни должны быть грубые льняные – они меньше всего скользят и сбиваются и лучше всех впитывают влагу. На крайний случай – хлопчатобумажные.
- Кровать должна иметь спинку. Чтобы был упор для ног.
- Ширина кровати значения ДЛЯ ЭТОГО не имеет.
- Кровать должна быть придвинута к стенке.
- На стене лучше повесить ковёр. Чтобы ОНА не скользила и не липла кожей к тому, что на стене.
- Самому надо лечь с краю. А ЕЁ положить к стенке.
- Прижал ЕЁ к ковру, чтобы не ёрзала, упёрся ногами в спинку кровати и пошёл!
- А окно в сад лучше закрыть, если не душно. А то комары налетят на свет и задницу закусают.
Женщины в зале смотрели на него с восхищением.
Добавлено спустя 30 минут 17 секунд:
*************************
Это была самая обычная рюмочная на окраине города в рабочем районе. Забегаловка, ганделык, шалманка. Шесть столов, накрытых клеёнкой в цветочек, потёртые стулья, кафельный пол, тюлевые шторы на окнах. За стойкой, из-за блюд с бутербродами выглядывала дама предпенсионного возраста, эдакая бандерша, взгляд которой поставит на место любого зарвавшегося алкаша.
За одним из столиков четверо нетрезвых пролетариев тихо спорили о каких-то фланцах и шаге резьбы.
Олег брезгливо окинул взглядом помещение и рефлекторно подался к выходу, но Валера остановил его и подтолкнул внутрь. Усадил за стол, расправил складочку на клеёнке, сдвинул в бок солонку и банку от «Нескафе», на половину забитую окурками.
- Это что? – Олег удивлённо озирался. – Что мы здесь делаем? Ты с ума сошёл?
- Расслабься, - Валера закурил, выпустив клуб дыма в потолок.
- Что значит расслабься? Я в худшие свои времена обходил такие гадюшники десятой дорогой.
- И очень зря. А я тут раз в неделю завтракаю. Кстати, тут пельмени ничего, салатики съедобные, а бутерброды с бужениной – пальчики оближешь. И водка не бодяжная. А утром народа не много. Ну, что, давай, по пиву для начала, пока пельмени приготовят.
- Я никаких пельменей есть не буду. Дизентерии мне не хватало. Мы что, проехали весь город, чтобы здесь травануться? – Олег попытался встать, чтобы уйти, но Валерий придержал его за рукав.
- Ну, не хочешь есть – не ешь. Пиво хоть попьёшь?
- Ну, ладно. Пиво можно.
Валера поднялся и пошёл к стойке.
- Люсь, нам для начала два пива. А пока пить будем – сваргань две порции пельменей. Четыре бутерброда, селёдочку, и две порции оливье.
Услышав заказ, Олег крикнул с места:
- Никакого оливье. Валер, я ж сказал – есть не буду.
- Я сам всё съем. Делай, Люсьен, делай.
Валера подождал, пока нальётся пиво, вернулся в столику с бокалами.
Олег осмотрел на предмет чистоты посуду, и только потом отпил.
- Понимаешь, Олег, это место – последний оплот социализма. Цитадель, пока ещё не захваченная врагами. Вед что осталось от совка кроме воспоминаний? Ничего! Даже руин не осталось.
- Ну и **** с ним, с совком, - возразил Олег.
- Как это ****? Я в нём родился, я в нём учился, мои родители родом из совка. В совке я первый раз поцеловался, первую рюмку выпил, первую книгу прочитал. Он у меня в генах. Понимаешь? Это корни! При совке я был молодой, красивый, свободный и беззаботный. И шевелюра была у меня. – Валера провёл ладонью по прогрессирующей лысине. - Не потому что при совке, а потому, что юность моя прошла в то время.
- Я не ностальгирую.
- Ну и зря. Неужели нечего вспомнить?
- Да есть, конечно, но некогда. Не до воспоминаний. А пиво ничего. Холодненькое.
- А ты посмотри, в каких оно бокалах. В тех ещё. Никаких одноразовых стаканов. Разве можно пиво пить их пластмассы? Тут и водку наливают в нормальные рюмки. Люсь, - крикнул он барменше, - что там с пельменями?
- Пять минут.
- Вот это место, - продолжил Валера, - напоминает мне о том времени, когда я был счастлив. Я, когда меня из института попёрли, на заводе работал. Фрезеровщиком. Прикинь! И после смены мы бригадой заходили в такую вот тошниловку, чтобы снять усталость после трудового дня. Я, молодой пацан, в компании суровых мужиков, пропахших солидолом, слушал их байки и на ус мотал. Жизни учился.
- Странное у тебя счастье было.
- А раньше счастьем всё было – купил джинсы за полторы месячных зарплаты – счастье. Достал колбасы копчёной – счастье. Торт купил – счастье. Даже шоколадка – счастье. А что сейчас? Дети мои ничему не радуются, что им ни купи. Они сладости не любят! Дети не любят сладости! Не любят мясо! Котлету попробуй запихни в них. Игрушки, книжки – всё, как так и надо. Я по молодости меломанил. На балке пропадал, винил покупал, обменивал, продавал, на бобины переписывали, слушали. Название каждой песни знал, все составы групп по годам наизусть. Тексты учили, переводили. Потому что кровью и потом доставалось. А сейчас – скачал и слушай. На халяву. И что? Я собрал себе всё, о чём и мечтать в те годы не мог. И я его не слушаю. Мне скучно, и не интересно. И на кумиров теперь смотрю, как на лабухов, а не как на инопланетян из другого, фантастического мира. Книги читал раньше на машинке отпечатанные, залапанные десятками рук, на три дня давали. Ночами читал, чтоб успеть. Но зато, смаковал каждое слово. Да что там говорить.
Люся принесла поднос с заказом, поставила на стол пельмени, тарелочку с шестью кусочками селёдки, бутерброды, две мисочки оливье, графин водки. Пожелала приятного аппетита и ушла за стойку.
- Валера, честно, не напрягай. Не буду я здесь есть.
- Не ешь. Водки выпей, селёдочкой закуси. Давай, за ностальгию.
Валера наполнил рюмки.
- Искуситель, - сказал Олег, выпил залпом, подцепил вилкой кусок рыбы. – А ничего. Хорошо пошла. Думал, хуже будет. Я водку уже лет десять не пил. Да и селёдку, если честно, давно пробовал. А и правда, есть в этом что-то. Забытое, но родное.
- А я люблю. Иногда кильки куплю пряного посола, картошки отварим в мундире, огурчики маринованные – объедение. Да бери ты пельмени. Остынут, не вкусные будут.
Алкоголь, попавший в желудок, требовал закуски. Олег поковырял вилкой в тарелке, и, не обнаружив ничего криминального, съел один пельмень.
Выпили ещё, и Олег уже поглядывал на оливье.
- Помнишь, - сказал Валера, - раньше любое кафе, любой сранный бар были культовыми. Их знали по именам, знали, где кофе лучше, а где - мороженное. Чебуреки ездили кушать через весь город. В «Кристалл» чтобы попасть – час в очереди выстоять нужно. Там куры-гриль классные были, там – пиво не так сильно разбавляли, там – котлеты по-киевски классные были.
-Это точно, - поддержал Олег. – Помню, вареничная была на Сумской. Любили туда ходить. А в «Снежке» садились только за те столики, которые обслуживала официантка Леночка, сколько лет прошло – а имя помню.
- А сейчас – или фаст-фуды безликие, или напыщенные кабаки, с претензиями. Официанты – как манекены. Пропала человечность в общепите. Да и везде пропала. Вместо гастрономов, где все знали продавцов в лицо и по имени, натыкали этих супермаркетов – конвейеров бездушных.
- Это всё америкосы продвигают свою идеологию. А мы, дураки, всё у них перенимаем и зомбируемся. Поколение макдональдскокаколы. Наливай. Хорошо, что ты меня сюда привёз. Я совсем забыл и не вспоминаю о том, что было. Только сейчас и планы на завтра. А ведь и правда, я вспомнил, как я радовался каждой игрушке. А если ещё такой ни у кого не было – вообще царь был. А шоколадка «Чайка» - предел мечтаний. Зато какой вкусной казалась. Так, где там твоё оливье?
И слово за слово пошла беседа по накатанной. Кто в какой пионерский лагерь ездил, кто где на море отдыхал, кто как на выпускном нажрался. И про шарфы мохеровые вспомнили – сине-красно-зелёные, и про пальто ратиновые, и про шапки пыжиковые, и про очереди в кино, и вообще про очереди. И про футбол, и про комсомол…
- Ну, что, - Олег доскрёб оливье, - ещё графинчик?
- Нет, на работу нужно. Давай через недельку. Я позвоню. Заедем, позавтракаем.
- Договорились. Жаль, только, что недолго этой кафешке осталось. Выкупят, откроют аптеку, или бутик для пролетариев.
- Не выкупят.
- Это ещё почему?
- А потому, что я её никому не продам. Это моё заведение. И пока я жив, здесь будет последний бастион, и я буду сдерживать осаду до последнего.
- Тебе что, твоих супермаркетов мало?
- Так то для заработка, а это – для души.
Валера достал телефон, набрал номер.
- Миша, подгоняй машину. И охране скажи, пусть грузятся. Мы едем.
Валера положил на стол сто долларов, и они пошли к выходу, где их уже ждал серебристый бронированный «Хаммер».
© goos
Как то довольно давно смотрел какое то телешоу про то, как надо заниматься сексом. Из участников мне запомнились одна псевдогламурная то ли журналюшка, то ли актриска и один деревенский житель: рослый, красивый мужик уже за шестьдесят. Который всю жизнь то ли постоянно женился и разводился, то ли не женился вообще и шатался по бабам. И ещё до сих пор так живёт. У него куча детей от разных женщин, но постоянной семьи нет.
Короче: мужчина с большим опытом в обсуждаемой теме. Видимо, кто то из телевизионщиков надыбал этот типаж то ли где то в командировке, то ли у себя на даче в деревне.
И были ещё зрительницы в зале. В основном это были тётки лет в среднем около сорока. На них тоже интересно было смотреть.
Начала гламурная бабёшка.
Томным голосом:
- Секс для меня, это широкая кровать с шёлковыми простынями посреди комнаты в просторном роскошном зале. Открытые настежь окна, через которые доносятся из сада соловьиные трели. Кровать вся усыпанная розовыми лепестками. Над головой подсвечники с зажжёнными свечами. Тихая музыка...
… Ну и далее в том же духе.
Женщины в зале завистливо вздыхали: живут же некоторые!
Потом выступил вышеуказанный дед с изложением своей точки зрения на предмет.
Безапелляционным тоном, цинично и свысока поглядывая на гламурщицу:
- Розовые лепестки не нужны. Пользы от них для ДЕЛА никакой. Только к телу липнут и мусор от них.
- Свечи не нужны. Они от тряски могут опрокинуться и загорится в самый ТАКОЙ момент.
- Интерьеры тоже не нужны: всё равно по сторонам не глядишь.
- Музыка, что есть, что нет, для ЭТОГО ДЕЛА без разницы.
- Простыни шёлковые применять нельзя. Они скользкие и плохо впитывают влагу. Тело по ним скользит. Они собьются в комок и будет мокро на них лежать. Простыни должны быть грубые льняные – они меньше всего скользят и сбиваются и лучше всех впитывают влагу. На крайний случай – хлопчатобумажные.
- Кровать должна иметь спинку. Чтобы был упор для ног.
- Ширина кровати значения ДЛЯ ЭТОГО не имеет.
- Кровать должна быть придвинута к стенке.
- На стене лучше повесить ковёр. Чтобы ОНА не скользила и не липла кожей к тому, что на стене.
- Самому надо лечь с краю. А ЕЁ положить к стенке.
- Прижал ЕЁ к ковру, чтобы не ёрзала, упёрся ногами в спинку кровати и пошёл!
- А окно в сад лучше закрыть, если не душно. А то комары налетят на свет и задницу закусают.
Женщины в зале смотрели на него с восхищением.
Добавлено спустя 30 минут 17 секунд:
*************************
Это была самая обычная рюмочная на окраине города в рабочем районе. Забегаловка, ганделык, шалманка. Шесть столов, накрытых клеёнкой в цветочек, потёртые стулья, кафельный пол, тюлевые шторы на окнах. За стойкой, из-за блюд с бутербродами выглядывала дама предпенсионного возраста, эдакая бандерша, взгляд которой поставит на место любого зарвавшегося алкаша.
За одним из столиков четверо нетрезвых пролетариев тихо спорили о каких-то фланцах и шаге резьбы.
Олег брезгливо окинул взглядом помещение и рефлекторно подался к выходу, но Валера остановил его и подтолкнул внутрь. Усадил за стол, расправил складочку на клеёнке, сдвинул в бок солонку и банку от «Нескафе», на половину забитую окурками.
- Это что? – Олег удивлённо озирался. – Что мы здесь делаем? Ты с ума сошёл?
- Расслабься, - Валера закурил, выпустив клуб дыма в потолок.
- Что значит расслабься? Я в худшие свои времена обходил такие гадюшники десятой дорогой.
- И очень зря. А я тут раз в неделю завтракаю. Кстати, тут пельмени ничего, салатики съедобные, а бутерброды с бужениной – пальчики оближешь. И водка не бодяжная. А утром народа не много. Ну, что, давай, по пиву для начала, пока пельмени приготовят.
- Я никаких пельменей есть не буду. Дизентерии мне не хватало. Мы что, проехали весь город, чтобы здесь травануться? – Олег попытался встать, чтобы уйти, но Валерий придержал его за рукав.
- Ну, не хочешь есть – не ешь. Пиво хоть попьёшь?
- Ну, ладно. Пиво можно.
Валера поднялся и пошёл к стойке.
- Люсь, нам для начала два пива. А пока пить будем – сваргань две порции пельменей. Четыре бутерброда, селёдочку, и две порции оливье.
Услышав заказ, Олег крикнул с места:
- Никакого оливье. Валер, я ж сказал – есть не буду.
- Я сам всё съем. Делай, Люсьен, делай.
Валера подождал, пока нальётся пиво, вернулся в столику с бокалами.
Олег осмотрел на предмет чистоты посуду, и только потом отпил.
- Понимаешь, Олег, это место – последний оплот социализма. Цитадель, пока ещё не захваченная врагами. Вед что осталось от совка кроме воспоминаний? Ничего! Даже руин не осталось.
- Ну и **** с ним, с совком, - возразил Олег.
- Как это ****? Я в нём родился, я в нём учился, мои родители родом из совка. В совке я первый раз поцеловался, первую рюмку выпил, первую книгу прочитал. Он у меня в генах. Понимаешь? Это корни! При совке я был молодой, красивый, свободный и беззаботный. И шевелюра была у меня. – Валера провёл ладонью по прогрессирующей лысине. - Не потому что при совке, а потому, что юность моя прошла в то время.
- Я не ностальгирую.
- Ну и зря. Неужели нечего вспомнить?
- Да есть, конечно, но некогда. Не до воспоминаний. А пиво ничего. Холодненькое.
- А ты посмотри, в каких оно бокалах. В тех ещё. Никаких одноразовых стаканов. Разве можно пиво пить их пластмассы? Тут и водку наливают в нормальные рюмки. Люсь, - крикнул он барменше, - что там с пельменями?
- Пять минут.
- Вот это место, - продолжил Валера, - напоминает мне о том времени, когда я был счастлив. Я, когда меня из института попёрли, на заводе работал. Фрезеровщиком. Прикинь! И после смены мы бригадой заходили в такую вот тошниловку, чтобы снять усталость после трудового дня. Я, молодой пацан, в компании суровых мужиков, пропахших солидолом, слушал их байки и на ус мотал. Жизни учился.
- Странное у тебя счастье было.
- А раньше счастьем всё было – купил джинсы за полторы месячных зарплаты – счастье. Достал колбасы копчёной – счастье. Торт купил – счастье. Даже шоколадка – счастье. А что сейчас? Дети мои ничему не радуются, что им ни купи. Они сладости не любят! Дети не любят сладости! Не любят мясо! Котлету попробуй запихни в них. Игрушки, книжки – всё, как так и надо. Я по молодости меломанил. На балке пропадал, винил покупал, обменивал, продавал, на бобины переписывали, слушали. Название каждой песни знал, все составы групп по годам наизусть. Тексты учили, переводили. Потому что кровью и потом доставалось. А сейчас – скачал и слушай. На халяву. И что? Я собрал себе всё, о чём и мечтать в те годы не мог. И я его не слушаю. Мне скучно, и не интересно. И на кумиров теперь смотрю, как на лабухов, а не как на инопланетян из другого, фантастического мира. Книги читал раньше на машинке отпечатанные, залапанные десятками рук, на три дня давали. Ночами читал, чтоб успеть. Но зато, смаковал каждое слово. Да что там говорить.
Люся принесла поднос с заказом, поставила на стол пельмени, тарелочку с шестью кусочками селёдки, бутерброды, две мисочки оливье, графин водки. Пожелала приятного аппетита и ушла за стойку.
- Валера, честно, не напрягай. Не буду я здесь есть.
- Не ешь. Водки выпей, селёдочкой закуси. Давай, за ностальгию.
Валера наполнил рюмки.
- Искуситель, - сказал Олег, выпил залпом, подцепил вилкой кусок рыбы. – А ничего. Хорошо пошла. Думал, хуже будет. Я водку уже лет десять не пил. Да и селёдку, если честно, давно пробовал. А и правда, есть в этом что-то. Забытое, но родное.
- А я люблю. Иногда кильки куплю пряного посола, картошки отварим в мундире, огурчики маринованные – объедение. Да бери ты пельмени. Остынут, не вкусные будут.
Алкоголь, попавший в желудок, требовал закуски. Олег поковырял вилкой в тарелке, и, не обнаружив ничего криминального, съел один пельмень.
Выпили ещё, и Олег уже поглядывал на оливье.
- Помнишь, - сказал Валера, - раньше любое кафе, любой сранный бар были культовыми. Их знали по именам, знали, где кофе лучше, а где - мороженное. Чебуреки ездили кушать через весь город. В «Кристалл» чтобы попасть – час в очереди выстоять нужно. Там куры-гриль классные были, там – пиво не так сильно разбавляли, там – котлеты по-киевски классные были.
-Это точно, - поддержал Олег. – Помню, вареничная была на Сумской. Любили туда ходить. А в «Снежке» садились только за те столики, которые обслуживала официантка Леночка, сколько лет прошло – а имя помню.
- А сейчас – или фаст-фуды безликие, или напыщенные кабаки, с претензиями. Официанты – как манекены. Пропала человечность в общепите. Да и везде пропала. Вместо гастрономов, где все знали продавцов в лицо и по имени, натыкали этих супермаркетов – конвейеров бездушных.
- Это всё америкосы продвигают свою идеологию. А мы, дураки, всё у них перенимаем и зомбируемся. Поколение макдональдскокаколы. Наливай. Хорошо, что ты меня сюда привёз. Я совсем забыл и не вспоминаю о том, что было. Только сейчас и планы на завтра. А ведь и правда, я вспомнил, как я радовался каждой игрушке. А если ещё такой ни у кого не было – вообще царь был. А шоколадка «Чайка» - предел мечтаний. Зато какой вкусной казалась. Так, где там твоё оливье?
И слово за слово пошла беседа по накатанной. Кто в какой пионерский лагерь ездил, кто где на море отдыхал, кто как на выпускном нажрался. И про шарфы мохеровые вспомнили – сине-красно-зелёные, и про пальто ратиновые, и про шапки пыжиковые, и про очереди в кино, и вообще про очереди. И про футбол, и про комсомол…
- Ну, что, - Олег доскрёб оливье, - ещё графинчик?
- Нет, на работу нужно. Давай через недельку. Я позвоню. Заедем, позавтракаем.
- Договорились. Жаль, только, что недолго этой кафешке осталось. Выкупят, откроют аптеку, или бутик для пролетариев.
- Не выкупят.
- Это ещё почему?
- А потому, что я её никому не продам. Это моё заведение. И пока я жив, здесь будет последний бастион, и я буду сдерживать осаду до последнего.
- Тебе что, твоих супермаркетов мало?
- Так то для заработка, а это – для души.
Валера достал телефон, набрал номер.
- Миша, подгоняй машину. И охране скажи, пусть грузятся. Мы едем.
Валера положил на стол сто долларов, и они пошли к выходу, где их уже ждал серебристый бронированный «Хаммер».
© goos
-
JeJello
- На форуме: 7 Лет 4 Месяцев 9 дней
- Сообщения: 13
- Зарегистрирован: Вт дек 13, 2016 21:51
- Откуда: Moscow
- Имя: Коля
- Мотоцикл: Husky
- Пол:
Re: Мой юмор. Малая проза
Ёжик в тумане. Тридцать лет спустя
Высоко-высоко на небе, зацепившись за тучу, висел месяц. Под ним чернел лес, тихий и ничей, как забор без калитки. Сухие листья один за другим рушились с осин. Ёжик сидел на пне и напевал себе под нос «За звезду полжизни, за Луну свободу. Я целую небо, а оно льет воду…»
«Какая пафосная чушь, – подумал он. – Ведь если с неба льется вода, то Луны не видно. А зачем мне Луна, если ее нет? Она есть только у меня в сознании. Заяц сказал, что сознание не является продуктом деятельности моего мозга. Пустомеля. А чьего тогда? Что ж это получается? Луны нет. Меня нет. Ничего нет. А водка есть. И я ее пью».
Холодный лунный свет отражался в граненом стакане. Ёжик несколько раз обошел пень кругом. Остановился, взял обеими лапами гранчак и, содрогнувшись, выпил. Снял со спины нанизанное яблочко, закусил. Удовлетворенно фыркнул. «Как все-таки хорошо, что ты есть», – с нежностью подумал он, глядя на ополовиненную бутылку.
Вдруг совсем близко раздался знакомый голос:
– Ёжик!
– Ого-го-го! – отозвался тот и увидел, как из темноты вывалился, круша бурелом, растолстевший Медведь.
– Здоров, колючий! Давно не виделись! – воскликнул он.
– Очень давно...
Они обнялись. Присели у пенька.
– Ты откуда такой взлохмаченный? – спросил Ёжик.
– От совы. Опять долг не вернула. Взяла банку меда под проценты еще прошлым летом и ни гу-гу.
– Что думаешь делать?
– Натурой брать больше не буду. Мышами дохлыми от этой натуры прет. Моя мне скандал закатила. Перья не там, где надо, нашла.
– Мих, да прости ты эту сову, дуру старую. Долги надо прощать. Тебе легче станет…
– А детям моим легче станет, толстовец ты млекопитающий? Словами да прощениями сыт не будешь. Я ведь помню, как ты крестил белочку в реке. Понарассказывал ей сказок с три короба. И ведь знал же, что она плавать не умеет.
– Зато она умерла православной…
– Еще бы! Весь лес тогда кричал «Слава Богу!»
– Все знают эту историю. Все… Но только ты мне ее припомнил. Не стоит судить строго ошибки молодости. Я многое переосмыслил. Бог и христианство, Миша, это то же самое, что телепередача и телевизор. Голубой экран только показывает нужную картинку. Но за передачей и телевизором еще кто-то стоит… Вот кто это все придумал?
– Что?
– Нас с тобой, например.
– Писатель Козлов.
– Глупая ирония… Лучше бы он писал про рогатых и парнокопытных. По образу, так сказать, и подобию. А он откуда это взял и сам взялся? И где взял тот, кто дал ему? И почему, сука, все сотворено именно так? Ведь, наверняка, у них там наверху были варианты…
– Реже стакан метай, колючий. Откуда столько вечных вопросов без ответа?
– А ты выпей за вечер водки больше собственного веса, и у тебя появятся.
Медведь колебался:
– Дел завтра полно. Ладно, наливай. Как сам-то? Все бобылем?
– Угу… Вчера кротовьей жене в рот дал внезапно.
– Ого! Проник в башню неприступной крепости? Как это ты ухитрился?
– Женщины любопытны...
– И?
– Кротесса, а, кротесса, – говорю. – Посмотри, что это мне за репей странный, в форме морской звезды, на живот прицепился. Она и посмотрела. Не знала дура, что у ежей хер посреди пуза растет.
– Она же слепая, что она могла увидеть?
– Я ж и говорю – дура… Косолапый, они так устроены: даже самые умные – дуры.
– А как же Лошадь?
– Это другое. Лошадь – мечта.
– А тебе не кажется, что вы друг другу не очень подходите? У тебя кредиты и неоконченное грибное ПТУ, а она – баба образованная, работящая, по заграницам мотается.
– Не в социальных условностях дело… Между нами другая пропасть размером с конский ***. И мне ее не перепрыгнуть. Размер всегда имеет значение, что бы эти бабы не врали нам из жалости. Она недосягаема, и в этом ее прелесть. А воплощение мечты чревато таким разочарованием, что жить станет тошно.
– Ты ведь ни разу не пытался к ней подкатить. Это комплексы, старик.
– Думаешь, стоит попробовать? Я подползу к ней и скажу: «Деточка, все мы немного лошади…». Представляю, как она заржет.
– Удиви ее чем-то.
– Думаешь, ее не удивит то, что обыкновенный ёж цитирует Маяковского? Может, мне фрак надеть и покляцать на пианино? Не-е-ет, уж лучше так жить… С надеждой. А то будет, как у нашего перелетного дятла-стихоплета: «Я застрелиться пробовал, но сложно с оружием... Черт, все не по-людски...»
– Может, это любовь?
– Наверно. Нам, ежам, без любви нельзя…
Они помолчали.
– Эх… – мечтательно вздохнул Ёжик. – Сейчас бы майского хруща солененького. Да под пивко разливное, а? И на травку – яйки щекотать. Помнишь, как раньше?
– Не, я бы лучше лесника заломал… Прикопал бы его денька на три для аромата. Или завялил в специях, как бастурму. Пацанва моя вяленых лесников страсть как любит. А еще можно его подкоптить на веточках...этих... ну как их?
– Можжевеловых.
– Ага.
– Может, плюнем на все и закатимся завтра на пруд с тарзанки пескарей жопами глушить?
– Не могу. Семья, работа, ты же знаешь... Да и звери меня уважают, что они скажут? Детство кончилось, колючий.
– Не кончилось! Я остался таким же, как был! Вчера меня мышонок увидел и говорит: «Ёзык, ты такой больфой-больфой». Понимаешь? Ты стал Михал Потапычем, а я остался Ёзыком. Но можно быть большим, будучи маленьким. Понимаешь?
– А я себе велосипед с карбоновой рамой взял. Быстрый, жуть, – сказал Медведь.
Ёжик замолчал и отвернулся. Налил себе еще водки. Выпил, грызнул яблоко:
– Миха, чего ты хочешь на самом деле? По-настоящему? Кроме всей этой мишуры, навязанной всяким «авторитетным» зверьем. Евроремонт в берлоге, карбоновый велосипед, варенье ананасовое… Ты увяз в этом вещизме, как муха в сиропе. Думаешь, чем больше ненужного барахла у тебя будет, тем больше тебя будут уважать?
– Мне-то оно не особо и нужно. Но моя говорит, надо, чтобы не хуже, чем у других. Шуба, то-сё. Вот и тяну.
– Зачем медведице шуба?
Медведь не ответил. Он и сам не знал.
– Ты делаешь из меня какого-то стяжателя. Завидуешь? А я к гадюке хожу на йогу и у одной суринамской жабы-гуру просветляюсь. Она в чемодане с туристами из Индии приехала. Только не говори никому. Еще записался на тренинг по развитию личности и в кружок по фигурной лепке из мамалыги, – снова похвастался Медведь.
– Я никогда и никому не завидовал. Зависть не дает падать вниз. А я, как видишь, в глубоком пике. Ты же и тут идешь по пути стяжательства. Только блага вертикальные, «не хуже, чем у других». Просветление невозможно без революции сознания, которая приведет тебя на самое дно духа. Оттуда, может быть, ты что-то и увидишь, – Ёжика несло. – А ты сову ebешь за долги и даже не замечаешь, как жадность стала чуть ли не достоинством, а высокомерие – добродетелью. Да что там говорить…
– К чему эти поповские слова? Мир изменился, старик. И надо меняться вместе с ним, или тебя раздавят. Уже нельзя, как раньше, считать звезды и быть счастливым, – примирительно сказал Медведь.
– Можно. Если ты свободен.
Медведь хотел что-то возразить, но передумал. Со вздохом начислил се6е полстакана и молча выпил.
– Знаешь, меня давно дразнит поезд, что идет через наш лес. Он перед горкой всегда останавливается, – сказал Ёжик.
– Это будет… ошибкой.
– Единственное, о чем ты не пожалеешь перед смертью, это такие ошибки. Может, он отвезет нас к морю, а? Вдруг там другая жизнь.
Медведь на минуту задумался.
– А давай махнем! – вдруг хлопнул он стаканом об пень. – Мы ж не надолго?
– Кто его знает? Может, навсегда.
– Ну и пусть! Достало все! Когда едем?
– Завтра утром.
Водка кончилась. Они разожгли костер, поставили чайник и сели считать звезды. Чайник урчал, а звезды падали прямо в траву. Потом друзья пили пахучий чай с мятой и шиповником. Ночной ветер трепал их по щекам. Искры взлетали над костром и таяли в темноте. А они говорили и говорили о новой жизни. Медведь клялся делать зарядку. А Ёжик обещал бросить пить навсегда.
– Если бы ты знал, дружище, как иногда без тебя плохо, – укладываясь спать, сказал Медвежонок.
– Мне тоже, – сказал Ёжик, и Медвежонок понял, что он улыбается ему в темноте.
Их разбудило тусклое осеннее солнце. Его лучи с трудом пробивались сквозь непроглядный туман.
– Ну, поехали? – засобирался в дорогу Ёжик.
– Знаешь, старик, я, наверно, домой пойду, – отводя глаза, сказал Медведь. – Жена волнуется… И на работе запара…
Ёжик не ответил. Он смотрел, как клочья густого тумана плывут по лесу, и думал, что в такое паскудное утро надо бы опохмелиться.
— mobilshark
Высоко-высоко на небе, зацепившись за тучу, висел месяц. Под ним чернел лес, тихий и ничей, как забор без калитки. Сухие листья один за другим рушились с осин. Ёжик сидел на пне и напевал себе под нос «За звезду полжизни, за Луну свободу. Я целую небо, а оно льет воду…»
«Какая пафосная чушь, – подумал он. – Ведь если с неба льется вода, то Луны не видно. А зачем мне Луна, если ее нет? Она есть только у меня в сознании. Заяц сказал, что сознание не является продуктом деятельности моего мозга. Пустомеля. А чьего тогда? Что ж это получается? Луны нет. Меня нет. Ничего нет. А водка есть. И я ее пью».
Холодный лунный свет отражался в граненом стакане. Ёжик несколько раз обошел пень кругом. Остановился, взял обеими лапами гранчак и, содрогнувшись, выпил. Снял со спины нанизанное яблочко, закусил. Удовлетворенно фыркнул. «Как все-таки хорошо, что ты есть», – с нежностью подумал он, глядя на ополовиненную бутылку.
Вдруг совсем близко раздался знакомый голос:
– Ёжик!
– Ого-го-го! – отозвался тот и увидел, как из темноты вывалился, круша бурелом, растолстевший Медведь.
– Здоров, колючий! Давно не виделись! – воскликнул он.
– Очень давно...
Они обнялись. Присели у пенька.
– Ты откуда такой взлохмаченный? – спросил Ёжик.
– От совы. Опять долг не вернула. Взяла банку меда под проценты еще прошлым летом и ни гу-гу.
– Что думаешь делать?
– Натурой брать больше не буду. Мышами дохлыми от этой натуры прет. Моя мне скандал закатила. Перья не там, где надо, нашла.
– Мих, да прости ты эту сову, дуру старую. Долги надо прощать. Тебе легче станет…
– А детям моим легче станет, толстовец ты млекопитающий? Словами да прощениями сыт не будешь. Я ведь помню, как ты крестил белочку в реке. Понарассказывал ей сказок с три короба. И ведь знал же, что она плавать не умеет.
– Зато она умерла православной…
– Еще бы! Весь лес тогда кричал «Слава Богу!»
– Все знают эту историю. Все… Но только ты мне ее припомнил. Не стоит судить строго ошибки молодости. Я многое переосмыслил. Бог и христианство, Миша, это то же самое, что телепередача и телевизор. Голубой экран только показывает нужную картинку. Но за передачей и телевизором еще кто-то стоит… Вот кто это все придумал?
– Что?
– Нас с тобой, например.
– Писатель Козлов.
– Глупая ирония… Лучше бы он писал про рогатых и парнокопытных. По образу, так сказать, и подобию. А он откуда это взял и сам взялся? И где взял тот, кто дал ему? И почему, сука, все сотворено именно так? Ведь, наверняка, у них там наверху были варианты…
– Реже стакан метай, колючий. Откуда столько вечных вопросов без ответа?
– А ты выпей за вечер водки больше собственного веса, и у тебя появятся.
Медведь колебался:
– Дел завтра полно. Ладно, наливай. Как сам-то? Все бобылем?
– Угу… Вчера кротовьей жене в рот дал внезапно.
– Ого! Проник в башню неприступной крепости? Как это ты ухитрился?
– Женщины любопытны...
– И?
– Кротесса, а, кротесса, – говорю. – Посмотри, что это мне за репей странный, в форме морской звезды, на живот прицепился. Она и посмотрела. Не знала дура, что у ежей хер посреди пуза растет.
– Она же слепая, что она могла увидеть?
– Я ж и говорю – дура… Косолапый, они так устроены: даже самые умные – дуры.
– А как же Лошадь?
– Это другое. Лошадь – мечта.
– А тебе не кажется, что вы друг другу не очень подходите? У тебя кредиты и неоконченное грибное ПТУ, а она – баба образованная, работящая, по заграницам мотается.
– Не в социальных условностях дело… Между нами другая пропасть размером с конский ***. И мне ее не перепрыгнуть. Размер всегда имеет значение, что бы эти бабы не врали нам из жалости. Она недосягаема, и в этом ее прелесть. А воплощение мечты чревато таким разочарованием, что жить станет тошно.
– Ты ведь ни разу не пытался к ней подкатить. Это комплексы, старик.
– Думаешь, стоит попробовать? Я подползу к ней и скажу: «Деточка, все мы немного лошади…». Представляю, как она заржет.
– Удиви ее чем-то.
– Думаешь, ее не удивит то, что обыкновенный ёж цитирует Маяковского? Может, мне фрак надеть и покляцать на пианино? Не-е-ет, уж лучше так жить… С надеждой. А то будет, как у нашего перелетного дятла-стихоплета: «Я застрелиться пробовал, но сложно с оружием... Черт, все не по-людски...»
– Может, это любовь?
– Наверно. Нам, ежам, без любви нельзя…
Они помолчали.
– Эх… – мечтательно вздохнул Ёжик. – Сейчас бы майского хруща солененького. Да под пивко разливное, а? И на травку – яйки щекотать. Помнишь, как раньше?
– Не, я бы лучше лесника заломал… Прикопал бы его денька на три для аромата. Или завялил в специях, как бастурму. Пацанва моя вяленых лесников страсть как любит. А еще можно его подкоптить на веточках...этих... ну как их?
– Можжевеловых.
– Ага.
– Может, плюнем на все и закатимся завтра на пруд с тарзанки пескарей жопами глушить?
– Не могу. Семья, работа, ты же знаешь... Да и звери меня уважают, что они скажут? Детство кончилось, колючий.
– Не кончилось! Я остался таким же, как был! Вчера меня мышонок увидел и говорит: «Ёзык, ты такой больфой-больфой». Понимаешь? Ты стал Михал Потапычем, а я остался Ёзыком. Но можно быть большим, будучи маленьким. Понимаешь?
– А я себе велосипед с карбоновой рамой взял. Быстрый, жуть, – сказал Медведь.
Ёжик замолчал и отвернулся. Налил себе еще водки. Выпил, грызнул яблоко:
– Миха, чего ты хочешь на самом деле? По-настоящему? Кроме всей этой мишуры, навязанной всяким «авторитетным» зверьем. Евроремонт в берлоге, карбоновый велосипед, варенье ананасовое… Ты увяз в этом вещизме, как муха в сиропе. Думаешь, чем больше ненужного барахла у тебя будет, тем больше тебя будут уважать?
– Мне-то оно не особо и нужно. Но моя говорит, надо, чтобы не хуже, чем у других. Шуба, то-сё. Вот и тяну.
– Зачем медведице шуба?
Медведь не ответил. Он и сам не знал.
– Ты делаешь из меня какого-то стяжателя. Завидуешь? А я к гадюке хожу на йогу и у одной суринамской жабы-гуру просветляюсь. Она в чемодане с туристами из Индии приехала. Только не говори никому. Еще записался на тренинг по развитию личности и в кружок по фигурной лепке из мамалыги, – снова похвастался Медведь.
– Я никогда и никому не завидовал. Зависть не дает падать вниз. А я, как видишь, в глубоком пике. Ты же и тут идешь по пути стяжательства. Только блага вертикальные, «не хуже, чем у других». Просветление невозможно без революции сознания, которая приведет тебя на самое дно духа. Оттуда, может быть, ты что-то и увидишь, – Ёжика несло. – А ты сову ebешь за долги и даже не замечаешь, как жадность стала чуть ли не достоинством, а высокомерие – добродетелью. Да что там говорить…
– К чему эти поповские слова? Мир изменился, старик. И надо меняться вместе с ним, или тебя раздавят. Уже нельзя, как раньше, считать звезды и быть счастливым, – примирительно сказал Медведь.
– Можно. Если ты свободен.
Медведь хотел что-то возразить, но передумал. Со вздохом начислил се6е полстакана и молча выпил.
– Знаешь, меня давно дразнит поезд, что идет через наш лес. Он перед горкой всегда останавливается, – сказал Ёжик.
– Это будет… ошибкой.
– Единственное, о чем ты не пожалеешь перед смертью, это такие ошибки. Может, он отвезет нас к морю, а? Вдруг там другая жизнь.
Медведь на минуту задумался.
– А давай махнем! – вдруг хлопнул он стаканом об пень. – Мы ж не надолго?
– Кто его знает? Может, навсегда.
– Ну и пусть! Достало все! Когда едем?
– Завтра утром.
Водка кончилась. Они разожгли костер, поставили чайник и сели считать звезды. Чайник урчал, а звезды падали прямо в траву. Потом друзья пили пахучий чай с мятой и шиповником. Ночной ветер трепал их по щекам. Искры взлетали над костром и таяли в темноте. А они говорили и говорили о новой жизни. Медведь клялся делать зарядку. А Ёжик обещал бросить пить навсегда.
– Если бы ты знал, дружище, как иногда без тебя плохо, – укладываясь спать, сказал Медвежонок.
– Мне тоже, – сказал Ёжик, и Медвежонок понял, что он улыбается ему в темноте.
Их разбудило тусклое осеннее солнце. Его лучи с трудом пробивались сквозь непроглядный туман.
– Ну, поехали? – засобирался в дорогу Ёжик.
– Знаешь, старик, я, наверно, домой пойду, – отводя глаза, сказал Медведь. – Жена волнуется… И на работе запара…
Ёжик не ответил. Он смотрел, как клочья густого тумана плывут по лесу, и думал, что в такое паскудное утро надо бы опохмелиться.
— mobilshark